Автор: Леонид Левкович-Маслюк
Опубликовано в журнале «Компьютерра» №24 от 23 июня 2005 года
Максим Отставнов — литератор, в недавнем прошлом создатель и редактор раздела «Компьюномика» в нашем журнале, живет в Твери. Я попросил Максима ответить на несколько вопросов о ситуации с ИТ-образованием в провинциальных вузах (впрочем, за последние десять лет от былого понятия провинциальности мало что осталось). — Л.Л.-М.
Можно ли сегодня в «провинциальном» (то есть не находящемся в Москве, Питере, Новосибирске, Нижнем Новгороде… не знаю, где оборвать список!) вузе освоить на хорошем уровне ИТ-специальность?
— Безусловно, да. Как, в принципе, и без вуза. Сегодня студент (в Москве, в Туле, в Беркли, где угодно) не должен рассматривать университет как место, куда он придет и где его всему научат. На вуз следует смотреть просто как на один из ресурсов для профессиональной и карьерной подготовки. Наряду с другими, как традиционными (библиотеки, музеи, профессиональные сообщества и пр.), так и новыми (прежде всего, цифровыми коммуникациями и ресурсами, доступными с их помощью).
В Москве и крупных региональных центрах этот ресурс более доступен, в не столь богатых городах — менее. Однако это отчасти компенсируется наличием или дешевизной других ресурсов — как образовательных, так и жизненно-инфраструктурных.
Поставим вопрос несколько иначе. Существуют ли в провинции вузы с достаточно высоким уровнем подготовки по ИТ и за счет чего они поддерживают такой уровень?
— Я не знаю ни одного сильного вуза, включая столичные, который хотя бы сохранил уровень преподавания, достигнутый в советские годы. Преподавательский состав стареет, многие покинули страну (и этот процесс продолжается).
Но я опять хочу обратить внимание на то, что вуз — лишь один из ресурсов, от него нужно брать то, что он может дать, и не требовать невозможного. Например, если говорить о программировании, то базовую математику в среднем техническом вузе России сегодня преподают хуже, чем двадцать лет назад, но все еще лучше, чем в подавляющем большинстве стран мира, даже более развитых экономически и более культурных. Пользуйтесь.
По моим впечатлениям, «уровень» (базовые знания, отношение к занятиям) студентов-естественников, математиков, инженеров в серьезных технических вузах за последние 15–20 лет не изменился, хотя понятно, что по другим параметрам это совсем другое поколение. Мне с ними так же интересно, как было интересно в их возрасте со своими сверстниками.
Уровень преподавателей базовых для ИТ дисциплин (математических) снизился, но не катастрофически. Уровень преподавания совсем уж прикладных вещей сегодня упал «ниже пола». Коррупционное давление с целью подмены знаний и опыта прямой рекламой «отраслевых партнеров» очень сильно, и российские вузы продемонстрировали полную неспособность ему сопротивляться, причем именно ИТ-специальности оказались, в силу ряда причин, одной из наиболее уязвимых точек. Все-таки, насколько я знаю, инженерам-химикам не читают лекции про то, что «Проктер и Гэмбл» делает лучшие в мире стиральные порошки, а вот для «прикладных» курсов в сегодняшних российских вузах совершенно типично сведение к такому примерно содержанию.
Можно ли говорить о цифровом барьере (digital divide) между столицами и провинцией, имея в виду возможность получить образование?
— Реальные проблемы — разрыв в уровне жизни и культурный разрыв. «Цифрового разрыва» как отдельной проблемы не существует.
Сегодня студенту очень важны возможность пользоваться компьютером, доступ к Интернету и базовая компьютерная грамотность. (Вспомним идею из книги «Earthweb» Стиглера [Mark Stiegler], где демократические силы пытаются развивать человеческий ресурс в отсталых авторитарных странах, разбрасывая с самолета портативные детские компьютеры с сетевыми радиоадаптерами.) Это справедливо отнюдь не только для студентов ИТ-специальностей, и, возвращаясь к предыдущему вопросу, я бы сказал, что это более важно, чем уровень преподавательского состава в вузе, который студент посещает, даже важнее того, посещает ли он вуз вообще.
Для студентов ИТ-специальностей также критически важно владеть английским языком, причем читать и письменно общаться на базовом уровне желательно научиться в школьные годы.
Эти возможности для студентов (или семей) из разных регионов, но с сопоставимым уровнем доходов — сопоставимы. Да, связь в провинции дороже (широкополосная — значительно дороже), но это, опять-таки, более чем компенсируется другими факторами (хотя бы ценой жилья).
Есть ли продуктивная самоорганизация ИТ-образования вне столиц? Что делает ее возможной?
— Думаю, самоорганизация в этой сфере (и многих других сферах), что вне столиц, что в их пределах, возможна при сочетании наличия талантливых людей, готовых жизнь на это положить, и определенного везения.
В любом «университетском городе», в любом областном центре сегодня достаточно хороших специалистов, готовых передавать свои познания молодежи. Нормальный завкафедрой или декан сможет их привлечь, так как часто это даже не вопрос оплаты. Студенты будут участвовать в интересных проектах, в том числе международных. Вуз получит определенную известность, заработает престиж, студенты будут получать гранты и ездить за рубеж, появятся карьерные возможности, привлекательность вуза для абитуриентов возрастет, позиции кафедры в торге с руководством вуза и властями разного уровня также укрепятся.
Это очевидные перспективы ближайших лет. Впрочем, они могут быть наглухо перекрыты «реформами».
Какова роль государства во всех этих процессах?
— Роль государства негативна и останется такой в ближайшее время. Нынешняя госполитика — это вялая авторитарная модернизация, а главный ее предмет — распределение ренты.
Поскольку размер натурально-ресурсной ренты зависит в основном от мировой конъюнктуры, а последняя — не слишком зависит от России вообще и совсем не зависит от ее внутренней политики, образование неизбежно становится «остаточным» (что бы и кто бы по этому поводу не декларировал, а декларируются и «приоритет», и «реформы»).
На месте ИТ-студентов я бы многого от государства не ожидал, а рассчитывал лишь на себя и утешался надеждой на то, что возможность продавать свои услуги также на мировом, а не внутреннем рынке (или на внутреннем, но с оглядкой на мировую конъюнктуру) устранить не удастся.
Что должно входить в стандарты ИТ-образования?
— Я бы не стал валить все «ИТ-специальности» в одну кучу.
Во-первых, есть массовые ИТ-специальности, которые сейчас почему-то считаются инженерными, но на самом деле просто не требуют вузовской подготовки. Это администрирование систем и сетей. Это простое массовое программирование (человеко-машинные интерфейсы по готовым руководствам, включая скрипты для веб-представлений; SQL-запросы и т. п.), предмет скорее для среднего специального образования.
Во-вторых, есть области системного анализа и проектирования систем, которые действительно требуют высшего образования. Здесь у нас традиционно неплохо с математическими основами (включая теоретическое программирование) и столь же традиционно слабо с такими дисциплинами, как эргономика и дизайн, техническая риторика, и, что всего печальнее, собственно с методологией анализа и проектирования.
В-третьих (по порядку, но не по значению), есть менеджеры ИТ, специалисты, одновременно подготовленные в части организации, руководства и управления, владеющие наукой и технологией и, в идеале, еще и представляющие себе предметную область, информатизацией которой они будут заниматься. На них особый спрос, и таких специалистов «готовыми» у нас не выпускают. (Начинают выпускать! См. врезку о факультете бизнес-информатики ВШЭ на стр. 29. — Л.Л.-М.)
В заключение я бы хотел резко возразить против распространенного взгляда на систему образования как «систему подготовки кадров». Это очень абстрактный и, в этом смысле, узкий, ограниченный взгляд.
Главная функция системы образования — в воспроизводстве и развитии системы знаний. В рамках этой функции студенты — просто рабочий материал, они получают подготовку так же, как, допустим, окисляются углеводороды в процессе работы двигателя внутреннего сгорания.
Эта функция реализовывалась в разное время по-разному, и мы, видимо, унаследовали проект «модерного» университета, сложившийся в ходе борьбы романтической реакции с Просвещением (при этом реализованный не на пустом месте, а с привлечением субстрата более ранних систем, средневековых и даже позднеантичных — это хорошо прослеживается в атрибутике и ритуалах).
Одна из важнейших черт этого проекта — научная организация знания, когда любая идеальная конструкция, претендующая на роль знания, не напрямую транслируется в учебные материалы, а становится предметом открытого обсуждения — академической дискуссии. Разумеется, в жизни эти нормы постоянно нарушались, и система образования использовалась как идеологический инструмент (в большей мере — в жестко авторитарных обществах, в меньшей — в демократических), но как идеал они сохранялись.
Последние десятилетия поставили этот проект под серьезный вопрос.
Во-первых, есть объективные факторы, такие как продолжающийся рост и диверсификация знаний, делающие проблематичным существование университета как их «вместилища». Во-вторых, активно пропагандируется идеология «интеллектуальной собственности», несовместимая с наукой и образованием, — и приходится делать усилия для вычленения собственно «научной информатики» (так же, как «научной фармакологии», например) и отделения ее от ритуально-магических околомаркетинговых заклинаний.
Пока не вполне понятно, в каком направлении возможен новый синтез и новая институционализация образования. Но уже ясно, что резко повышается значение неинституциональных ресурсов (издательства и такие проекты, как www.intuit.ru, сейчас делают для ИТ-образования больше, чем вузы), с одной стороны, и персонального наставничества — с другой.
С университетом связаны не только лекции и зачеты. Студенческая жизнь своеобразна, уникальна и сама по себе способна многому научить. «Не следует думать, будто уроки — наиважнейшее для студента и что таверна — такое место, где студенты только теряют время», — говорил герой «Баудолино» Умберто Эко еще восемьсот лет назад.
Студенчество — самый подходящий период в жизни, чтобы научиться (если уж в школе этому не научился) отличать важное от второстепенного, уметь вовремя списать то, что не выучил, планировать время, а также узнать о себе, способен ли ответить на экзамене после веселого застолья или свидания, завести приятные и полезные знакомства. Некоторые вещи учить действительно нужно в молодости (например, «проходить» какой-нибудь раздел математики в тридцать лет — нелегкое испытание), но главное — научиться учиться.